«Святой и таинственный»
Част 3

     Место, в которое мы через пару часов прибываем,  изобилует ореховыми рощами, что и дало название городку, Карея (или Кариес), в переводе с греческого - «орех». Городок крохотный, в несколько улиц, но отсюда вершится верховное самоуправление и суд (Протат). Поскольку в Государстве святой Горы  хоть и монашеский, но республиканский строй, а в каждом из двадцати монастырей свой Устав, то  последние являются практически самостоятельными  хозяйственными и правовыми  субъектами. Протат составляет Кинот, куда входят антипросопы, т.е.  доверенные лица, по одному из каждого монастыря. Из их же числа избирается Эпистасия – совет, который и является реальной властной структурой.  Светская, т.е. государственная власть на полуострове представлена губернатором, роль которого сводится к минимальным административным обязанностям.

     Вот к парадному подъезду канцелярии Священной Эпистасии, почти как некрасовские персонажи, мы и выстроились в очередь.  Суровый дядечка в униформе, продлил нам  паспорт паломника -  диамонитирион быстро и бесплатно, хотя оформление его по приезде обошлось нам в  двадцать пять евро.

     И мы снова свободны!

     На радостях, под аккомпанемент нашего канючества, Батюшка благословил нас, всё-таки путешествующих, на скоромную пищу.

    О чем лично я, очень пожалел.

     В ближайшей же кафешке,  «дорвавшись» до мирской еды,  мы, буквально,  «надорвали» желудки и соседние органы.

     То есть.  

      Под рюмочку «Узы»,  замечательного горячительного напитка, - надо же поддержать местный обычай,  отлично  был продегустирован  салат греческий в триста грамм,  минимум.

    Затем, утробно урча, скушали по доброму литру, отменного фасолевого супца со свежайшим, в хрустящей корочке, хлебцем, начисто выбившего нас из окружающей действительности.   

    После   чего, в состоянии «гроги» (боксёры знают) паровозиком, на «ура» пролетела свиная  отбивнушечка, грамм в пятьсот, с умопомрачительно пожаренной картошечкой.

    Что и было  «отглянцовано» немереным количеством чая с кофеём и кофея с чаем.

    И мороженое.

    И водичка «без газа».

    Известный Гаргантюа, отдыхает.

    Мы, осоловели,- Батюшка блаженствовал, поскольку один и ведал  нашу судьбу. А, ждала нас дорога дальняя…  

    С такими-то «курдюками», они же «головогрудь», они же «бемоли», в общем, с  туго набитыми животами предстоял нам беспримерный  пеший  переход по маршруту: Карея -  Андреевский скит - Ильинский скит - монастырь Пантократор.

      Мама дорогая!

      После такого застолья, не то, что лазать по горам, даже думать о ходьбе страшно.

      Но, нужно.

       Подозреваю, что отец Константин таким  суровым образом воспитывал в нас христианский стоицизм, смирение и воздержание в пище.

     Долго ли, коротко, но неровной  цепочкой мы двинулись к первому пункту назначения, бывшему русскому скиту Андрея Первозванного, благо, что находится он метрах в трёхстах от «пункта питания», -  прямо на выходе из Кареи.

     Скит представлял собой комплекс  трёх-четырёх  этажных зданий середины XIX-го, начала  XX в.в. и всё здесь было русским, -  и храмы, и кельи, и хозяйственные постройки – всё с многочисленными надписями на родном языке, только вот  духа русского, увы – не было. Скит давно принадлежит грекам.  Мы так никого и не нашли, кто бы показал нам (как это принято везде) святыни и иконы и, не солоно хлебавши, (до вечера нужно устроиться где-то  на ночёвку) двинулись дальше.

     Покинув неширокий пригород, мы углубились в живописную пересечённую местность, наполненную осенней прелестью разноцветья листвы, позднего цветения трав и кустарника. Как и всегда на Афоне, мы двигались по рукотворным, а не проторенными  животными или людьми тропинкам или  дорожкам.    

    Вот что поразительно.

     Вот, что изумляет, - так это  настоящий, безмолвный монашеский подвиг. Изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год, десятилетиями, а некоторым тропам -  столетия (!),  монахи раскалывали сланцевые каменные породы и, не плитка к плитке, как проще и меньше хлопот, а ребром, чтобы нога человека или вьючного животного (в труднодоступных районах это основной способ передвижения и доставки грузов) не соскальзывала, выкладывали эти артерии жизни. Занесённые многолетней павшей листвой, заросшие длинной вьющейся в ковер травой, почти стертые, еле угадывающиеся в зарослях цеплючего афонского кустарника, тропы эти истинный памятник смиренному и трудолюбивому  монашеству Афона.

     И ещё я подумал о том, что Афон уже начал давать о себе знать. Здесь на Горе поведенчески начинают проявляться какие-то скрытые до поры «гнойники» души.

      Я наблюдал,  как это происходит с моими товарищами.

      А, сколько идентифицировал их у себя?

      Про,   «устроиться получше»,  я уже живописал.

      Моя мелочная суетливость угнетает не только меня, а достаёт моих домашних, иногда и подчинённых.  Как-то по приходу в очередной монастырь, мы сразу же, не оформившись в архондарике,  попали на службу. Вместо молитвенного настроя, - в искушениях  извелся, изнемог весь, - ведь следом за нами шла следующая группа паломников:  вот они пройдут, вот они наши места займут.

     Ни о чём другом  и думать не мог!

     Мне  преподал урок  алтарник Сергий, в ответ на мои горячие нашёптывания в ухо: «Не переживайте Евгений Евгеньевич,  как Бог даст, все под ним ходим…».

       Ну, разве я не знал этих прописных истин?

       Затмение какое-то.

       И ещё мне стало понятно, что я - нытик.

       Батюшка  как будто провоцировал, предлагал, -  ну давайте, ещё пару километров влево, но зато дойдём до такого монастыря! или, тут за горой такой скит!

       Что тут со мной начиналось…

      «Плач Ярославны на стене в Путивле»  иначе и не назовёшь.

       Меж тем, наш поход продолжался и понемногу «растряслись»  даже самые объевшиеся,  да так,  что  «прорезалось»  второе дыхание. Наконец вышли из леса на грунтовое шоссе,  и дорога пошла вверх, в горы. Через пол - часа движения по склону в тридцать градусов об обеде осталась только  светлая память.

      Через час и память отшибло начисто.

      Особенно угнетало то, что вместо ожидаемого конца пути, вот, вот, - за горкой открывалась… новая горка, а там, - ещё одна.

      Но, зато как нам сигналили клаксонами авто редко-редко проезжающие  водители-греки  маршруток с паломниками. И пальцы в приветствии «виктори»  в знак солидарности…

     Наконец, за очередной возвышенностью открылась долина, в центре которой неожиданно, непонятно как оказавшийся здесь, в лесной глуши  стоял величественный, иначе и не назовёшь,  настоящий храм-дворец. Это был тоже русский, пусть и бывший, - скит Илии Пророка. Пока мы спускаемся к нему, поведаю о том, что знаю.

     Скит приписан к монастырю Пантократор, до которого по путеводителю полчаса хода.

      Не нашего, а монашеского.

      Основан скит в середине восемнадцатого века замечательным просветителем-славянином  Паисием Величковским (1722-1794). Благодаря помощи наших соотечественников в 1881 году и был выстроен, так поразивший нас соборный храм во имя Илии Пророка.

     Сил не хватит, чтобы перечислить все святыни монастыря.

      Отмечу лишь, что последние русские государи, начиная с Александра II, очень хорошо помогали ему.  К примеру, наш соотечественник монах-алтарник поведал нам, что только на купола, иконостас и огромное, невероятной красоты паникадило,  ушло около двух тонн (!) позолоты.  Государь-император Николай II подарил собору, - своё и Государыни, - резные, драгоценных пород дерева, тронные кресла. Долго я стоял  около них,  вспоминая страшную судьбу последнего русского царя и его семьи.

     Только у Илии Пророка такое бывает – доминирующими цветами росписи собора являются аквамарин, ярчайший, ну, как весеннее бездонное небо и золото.

     Невероятно удачное сочетание и гармония цветов.

     В огромном пустом храме, я тихонько присел в уголке на лавочку и, без благословления настоятеля, (прости меня Господи, но это наш собор!), немного поснимал камерой. Чудотворная икона  Богородицы Тихвинская - список с известной иконы Тихвинской Божией Матери, находящаяся в левом киоте Соборного храма, как и  разместившаяся рядом с ней  икона Илии Пророка,  по самые главы увешаны бесценными дарениями, среди которых, - и золото, и бриллианты. Но они перемежаются с дарами, на первый взгляд, особенно и  не представляющими  какой-то ценности, -  старинными  боевыми ордена.

    Во множестве.

    Возможно, это были  последние ценности дарителей, какими могли они отблагодарить Пресвятую Матерь.

    Нас любезно пригласили «испить кофею» с традиционным набором паломника. Мы, вольготно расположившись в зелёной беседке, без разрешения немного разнообразили  застолье виноградом, свисающим перезрелыми гроздьями почти у нашего рта.

     Мы были расслаблено-уверены, что нам не откажут в ночлеге.

     И тогда уж мы помолимся-то в родном храме.

     Но, увы…

     По причине, о которой я уже говорил выше, - немецкие туристы.

     Последняя надежда – Пантократор.

     Вседержитель.

     Рванули мы в него, что называется «на последних килокалориях». Вместе с нами «рвал когти» и местный котище. Серый, в полоску, ну, прямо «рашен кэт», только что не говорил по-русски. Бежал впереди всех, дорогу показывал,  изредка оборачивался, дескать, ну?  вы что? так медленно? Почти в конце пути свернул с дороги и уселся на пригорке. Подождал нас, нерасторопных, - мы мимо него как на параде, только что честь не отдавали, - пересчитал  всех и… повернул назад!

     Он провожал нас.

     Интересные коты на Афоне.

     Насмотрелся я.

      В святой Анне, за обедом на веранде, к игумену подошёл и расположился у стола монах. Рядом с ним, на перилах веранды присел, невесть откуда взявшийся кот,  и напряжённо  застыл,  не сводя глаз с инока. Казалось, что для него не существовало ни многолюдья, ни шумного застолья, ни аппетитных запахов – ничего. При всём,  притом, как мне казалось,  коты - это чрезвычайно самостоятельно мыслящее  животное.

    Котяра прямо-таки испепелял его взглядом.

    Д-о-олго.

     Пока, не отрываясь от разговора,  чернец не погладил его и не почесал за ушком.

    Котище поплыл!

    Ну, просто растёкся весь по перилам.

    Шкуркой - ковриком.

    Он не мурлыкал, он рычал компрессором высокого давления.  И,  когда монах закончил почёсывание, всё повторилось сначала. И так несколько раз.

    Правда, в лице монаха,  заросшем бородой и усами,  было что-то…

    Улыбка!

    Или вот ещё в Карее. После известного обеда немного отдохнули перед переходом и развлеклись, наблюдая за сценкой,  разыгранной для нас котом на мусорном баке. Чистота на Святой Горе потрясающая. В мусорный бак (ну, как у нас)   стелется банальный «салафаново-пантеленовый» или «пантеленово-салафановый», - понятно какой пакет и опускается плотно притёртая крышка.

     И всё.

     Ни запаха, ни назойливой летающей живности.

     Так вот, минут двадцать кот приноравливался лапами приоткрыть крышку бака.

     И как!

     Виртуозно.

     Кошачьему дрессировщику-воспитателю Куклачёву такое и не снилось.

     Может котишко, после монастырской-да трапезы,  как и мы, пробовал разговеться?  Однажды я стал свидетелем, как монахи кормили котов. Рядом сидели собаки. Ждали своей очереди. После котов. Не поленился посмотреть чем. Это были сухари, размоченные в родниковой воде. И вы бы видели как животные «сметали» всё.

     Вернёмся к действительности. Наконец, выйдя из лесистой  расщелины, мы увидели на скале у самого моря,  цель нашего недолгого, путешествия - Пантократор. Этот монастырь,  XIV  века не может не  впечатлять. Как рассказано в путеводителе, здесь хранятся многочисленные  православные  святыни: мощи великомученика. Феодора Стратилата,  святых бессребреников  Космы и Дамиана, а также частица Животворящего Креста,  и многое другое. Иконостас местного собора - один из древнейших на Святом Афоне. В библиотеке  монастыря содержится около трёхсот пятидесяти  рукописных кодексов и  более трёх с половиной тысяч книг.

     Но (!).

     Нам опять отказали в ночлеге. Раз. У монастыря и в нём самом велись прямо-таки циклопические  ремонтные работы и нас, не вовремя прибывших, не очень-то и жаловали.  Два. Мы уже здорово, не только физически, но, особенно, эмоционально устали. Три.

      Исходя из последнего, я не помню, служилась ли там служба, выносились ли святыни, прикладывались ли мы к Чудотворным иконам и каким?

     Не помню.

     Для взыскательного читателя, замечу: что касается отказа в ночлеге, так дело в том, что всех паломников (и нас) предупреждают, что если нет предварительной договорённости, то такое может случиться. У нас договорённости были, но сдвинулись сроки поездки, и  всё потеряло силу.

     Монастырь, однако,  запомнился хорошей иконной лавкой, где приобрёл я Богородичный Святой Лик, - рукописную икону,  исполненную на старинной обгоревшей доске.

    Теперь смотрю на неё, молюсь, и душу мою переполняет благодарность и любовь…

VIII.

           Солнце давно перевалило за полдень, а решение о ночлеге так и не было принято.

      Что за день такой.

      Везде неудача и везде отказ.

      Скоромная пища?

      Может быть…

       Ночевать в осеннем лесу, при семи-восьми градусах на почве,  мы явно были не готовы. Костры на Горе разжигать нельзя, а,  ещё нас стращали, что на тепло выползает всякая афонская живность в виде скорпионов и змей, во множестве.

      Тоже, понять можно, -  Божья тварь…

       Батюшка созвонился с центральной диспетчерской (есть такая) и заказал маршрутное такси до монастыря Иверон, хотя монастырь Ставроникита был в половину пути ближе.

     Я даже не предполагал, какой  лично для меня совершил Батюшка судьбоносный выбор.  Через час пришла машина,  и на всём немалом пути до монастыря,  я   пытался разобраться с нарастающим, волнением и тревогой, непонятно откуда взявшимися.

    Иверон.

    Иверия.

    Грузия!?

    Причём тут Грузия.

    Что-то я читал… Не могу вспомнить.

     Название монастыря никак не ассоциировалось у меня с иконой Иверской Божьей матери. А вот к самой иконе, я питал  давний и необъяснимый интерес, хотя, даже и представить себе не мог, что она является одной из главных и самых почитаемых в Первом уделе Богородицы.

     Необходима небольшая преамбула и начать надо с того,  как икона оказалась на Афоне. Вкратце, история её появления следующая. В лета тяжких  иконоборческих гонений в IX веке одна набожная женщина спасая от святотатства  икону, отнесла и опустила её в море. Она не утонула, а встала вертикально и, повернувшись на запад, уплыла. Спустя годы насельники Святого Афона увидели, выходящий из моря и достигающий небес огненный столб. Неземной этот свет исходил из иконы Богородицы.  С благоговением монахи перенесли икону в часовню, но она чудесным образом оказалась на вратах обители. И так несколько раз, пока Пресвятая Дева не явилась настоятелю и не внушила ему, что Она будет охранять монастырь, а не люди, пусть и монахи, - Её. За всю историю Святой Горы Вратарница явила столько чудес, что стала известна во всём мире.

     Иверский монастырь сам по себе чудо!

     Говорят, что здесь есть  икона "Ореа  Пили",  весящая около  двух с половиной килограммов, но  во времена больших праздников, а иногда  во время литургий и всенощных, необъяснимо, в нарушении всех законов физики, она горизонтально, по нескольку часов движется, плывет по воздуху.

      А,  чего  стоит  неугасимая  лампада  над  Царскими  вратами  соборного  храма, которая начинает раскачиваться,  в преддверие мировых катаклизмов и катастроф, да так,  что  переливается  через  край  масло?

     Раскачивается по праздникам  и   в  будни.

      Возможно, это   Божья  Матерь  пытается  через афонских    монахов  о  чём-то       предупредить      человечество….        Старцы свидетельствуют: «Когда она начинает раскачиваться в непраздничное время особенно сильно, об  этом   сообщают  во     все   монастыри   Святой   Горы.      После    этого начинаются   соборные   моления    о   милости   и заступничестве Пречистой. Передают об   этом  событии  и  отшельникам  афонским с просьбой усилить молитвы и усугубить пост..."

      Однако  вернёмся к Иверской, близко её, -  я  никогда не видел. Но читал, что список с Чудотворной  иконы,  был привезён при патриархе Никоне,   и стал особо  почитаться на Москве. Разместили знаменитую  Вратарницу  в Иверской часовне у Воскресенских ворот,  (ведущих, напомню, на Красную площадь). Таким образом,  Иверская и на новой Родине защищала Кремль, - сердце государства Российского до самых революционных вакханалий. Только в  конце двадцатых годов, когда  часовня, ворота, и рядом стоящий храм во имя иконы Казанской Божьей Матери, были разрушены, исчезла и она, покинув безумную страну,  беспамятных людей,  предавших забвению свои святыни. Придёт время, и она обязательно явит себя. Но, когда…

     Пришло время и правнуки тех,  кто закрывал монастыри,  взрывал храмы и сжигал иконы, восстановили Воскресенские ворота и часовню, откуда в новом, афонского письма списке,  Пресвятая  Дева денно и нощно бдит, оберегая покой средоточия российской государственности.

     В закатных лучах солнца прибыли к месту назначения.

     Как же красив Иверон в этом прощальном багряно-золотом отсвете!

     Расположившийся в метрах пятистах от пологого здесь, в мелкой гальке, берега моря, прямо за  зеленеющим еще  лугом, представляется  он типичным средневековым, каким-нибудь английским замком. Да вот и лес     мягкими осеннее-разноцветными волнами спускающийся к нему, - почти Шервудский.   Узкий,  длинный проход монастырских ворот  единственно и  разрезает мощный монолит высоких его стен.  И только внутри Иверона храмы  традиционной византийской архитектуры, правда, немного с грузинским «привкусом».   

     На самом деле обитель и  была основана грузинами в конце десятого века. Само её название происходит от древнего грузинского царства Иберия, - Иверия,  по-русски. Однако, последний грузинский монах умер здесь ещё в 1955 году. Монастырь обладает несметными сокровищами: здесь хранятся документы со второго века нашей эры, ещё пергаментное рукописное Евангелие VIII века, около  двух тысяч древних, датируемых XI -  XIV веками рукописных текстов, и много других бесценных бумаг. Огромное количество святынь и икон.

     Дальше для нас пути не было.

     Нужно было любой ценой заночевать здесь.

      Особенно стараться, чтобы разжалобить архондарика,  нам не пришлось, очевидно,  мы так выглядели, что раз внимательно осмотрев нас, - он, сразу начал куда-то звонить.

     Не быстро.

      Пришлось  попереживать, но нас разместили.  Конечно, как может монах взять на себя грех и выгнать людей в ночь на улицу, за монастырские ворота? Мы поставили его в безвыходное положение и, поэтому  чувствовали себя немножко спекулянтами…

    До вечерней трапезы оставался почти час, и паломники, как всегда по прибытии, пошли приложиться к святым иконам. На территории монастыря несколько храмов и часовен, -  церковь Предтечи, часовни Святого Николая и  Архангелов.  Наши,  как-то быстро разошлись, я же, припоздавший, остался один, и побрёл не в главный соборный храм Успения Богородицы, куда потянулось большинство местного народа,  а, почему-то, в стоящую  в стороне, недалеко от ворот  часовню. Зашёл в небольшое, метров тридцать квадратных помещение и… остолбенел!

      Она и не смотрела на меня.

      В извечной скорби своей, с прильнувшим Младенцем.

      Портаитисса.

      Вратарница.

      Потемневший от древности лик с выраженным восточным лицом.

      Вся в отсвете золота и драгоценностей.

      Не помню как,  дошёл до  одной из колонн, поддерживающих свод храма и, чтобы не упасть, опёрся на неё спиной. Я не мог оторвать глаз от  этого образа.  Время остановилось для меня: звучали слова молитвы,  входили и выходили люди, пели монахи, зажигались и гасли свечи. Слёзы ручьями истекали из меня, но я молился. Молился как в последний раз в своей жизни.  Молился не канонически, а так как думал тогда, как формулировал самые главные мои мысли о самом больном и насущном.

      О дочерях.

      О внучке.

      О родителях.

      Мне показалось, что очень долго.

      В какой-то момент, в голове (очень ясно это ощутил) собралась как пазл мысль: «Ты услышан, иди…»

     Господи! Прости  мою самонадеянность!

     А вдруг это очередное искушение…

     Как-то выбрался из часовни.

     Дальнейшие события разворачивались так, что позволяют мне более-менее уверенно считать – я был услышан.

     Господи! Помилуй…

     Мне придётся в очередной раз нарушить хронологию событий, для того, чтобы  поведать об этом. Не могу всего рассказать, но на следующий день, позвонила из Москвы младшая дочь и сообщила, что проблема, которая очень волновала нашу семью последние несколько недель, в одночасье благополучно разрешилась.

      Родители преклонных лет, не болели, как обычно, а смиренно ждали возвращения сына.

     Позитивную динамику обрели личные проблемы и старшей дочери.

      И, самое главное, как показали дальнейшие события, здоровье внученьки, оказалось под защитой Матери Божьей.

      В одном из фильмов об Афоне монахом сказано: «…по преданию, всякий оказавшийся на этой земле попадает под особое попечение Божией Матери, которая ходатайствует за этого человека пред Богом…»

     И ещё немножко, об Иверской, о том, что невозможно игнорировать, или назвать случайностью.    Последним нашим  днём в Греции  была пятница и,  чтобы как-то убить время в Уранаполисе, пошёл побродить по городку,-  вечером вылет в Москву, подарки куплены, вещи упакованы. Шли с Батюшкой мимо богатых и разнообразных витрин, заходили в бутики, смотрели…

    Денег, - только, только.

    И, вдруг, свернули в иконную лавку, -  сколько мы их уже «обследовали»? Ноги понесли меня туда, куда мне было совершенно не нужно. Потому, что все подарки уже купил.  Издали меня  «манили» отдельно лежавшие в посеребренных окладах, небольшие иконки.

     Именно, что манили. Как ещё объяснить…

     Надо ли говорить, что это были иконки Иверской  Божьей Матери.     Заворожённый,  я взял их для обеих дочерей,  заплатив последние «незжигаемые»  сто десять евро. Прилетев в Москву глубокой ночью, я подарил первую иконку, встречавшей меня, старшей дочери. Встреча с младшей была назначена в полдень. Но я испытывал такое непреодолимое чувство благодарности Богородице, что,  несмотря на, прямо-таки «обрушившуюся» на меня  усталость (и возраст), ещё утром поехал в любимый мой, Сретенский монастырь.

    Поблагодарить.

    Как и положено, войдя в соборный храм Сретения Владимирской иконы Божией Матери собрался приложиться  к  выставленной  на аналое, праздничной, в цветах иконе и… обомлел.

    Вопрос мой, к пожилой женщине, протиравшей подсвечник, глупее не придумаешь:    

   «Сегодня, что, - Иверская?»

    «Ну да.»

   Суббота.

    Двадцать шестое октября.

    По приезду домой я много думал обо всём произошедшем  со мной и, как это всегда бывает, «червь» сомнений напомнил о себе.

   Да так ли всё было!

   Может быть,  выдаю желаемое за действительность…

   Но опять Пресвятая Богородица и икона её Иверская разрешили мои сомнения: через какое-то время я узнал, случайно, что «Иверская» отмечается три раза в год, в том числе 25 февраля, в день рождения  младшей моей дочери Дарьи…  

     Значит встреча моя с Пресветлым Образом и знаки эти, - не случайны.    

     Нет, не случайны.

    Где-то я прочитал, что на Святой Горе  происходит  метанойя,  в переводе с греческого – глубокое покаяние, изменение ума. Это и есть действие Благодати, указывающее  на присутствие Бога на земле.

    Покаяние как средство изменения ума и души и есть главное чудо Афона.

   За этим люди приезжают сюда.

   За  «новым духовным кислородом».

IX.

            Я уже писал об усталости. Не физического порядка. Хотя для большинства из нас,  обожающих путешествовать горизонтально, -  из канала в канал TV, хождение  по «долинам и по взгорьям» Афона, были серьёзным стрессом для организма.

     Усталость эмоциональная была налицо, и судя по моим наблюдениям не у меня одного. Выскажу банальную, но прочувствованную мысль: недельное пребывание на Горе стоит, в духовном смысле, нескольких лет жизни. Предполагаю, что в Божьем замысле моей истории, как и для каждого паломника, была своя драматургии Афона: завязка (Уранаполис); развитие сюжета (монастыри-святыни) по нарастающей вели меня к кульминации – встречи с Иверской иконой Божьей Матери. Пока не знаю, испытали что-то подобное  мои товарищи…

     Ранним утром, попрощавшись с замечательной обителью, мы, в ожидании «маршрутки»  вышли к старинной башне у моря, полюбоваться Ивероном, теперь, уже в рассветных лучах солнца. Все стали фотографироваться на память, а я подошёл к «игрушечному» храмику -  своеобразной афонской визитке монастыря, встречающейся,   впрочем,  по всей Греции  и притулился к нему.    

     Сфотографировался.

     Не обратив внимание,  на анфас домика.

     Прилетев домой, посмотрел отснятый материал и, очередной раз, удивился: стоял и улыбался в фотокамеру я, «приобнявшись» со Святой Иверской иконой.

      Дорога наша лежала к самому известному в России афонскому монастырю  Вотапед.  Двести последних лет  главная святыня  обители пояс Пресвятой Богородицы не выносился из монастыря. В декабре 2011 года архимандрит Ефрем привёз его в наше отечество, что стоило настоятелю   заключения под стражу, под надуманным предлогом, «махинаций» с продажей монастырской земли. Два года длилось следствие, и только сейчас греческая прокуратура отказалась от предъявленных обвинений и настоятель полностью оправдан.

     Такова  плата за  святое дело.

     Вотапед находится на северо-востоке полуострова и дальше на пути к материку расположен  только монастырь Есфигмен. В статусе афонских рангов искомая обитель, занимает второе место, да и основана она была приблизительно в одно время с Великой Лаврой. Одно время здесь размещалась знаменитая Афонская академия, но и сейчас в местной библиотеке насчитывается около  двух тысяч рукописей и более тридцати пяти тысяч печатных томов.

     Мы очень надеялись опять «разжалобить» архондарика и остаться на ночлег в легендарном монастыре, но, не тут-то было: предельно вежливо сказали, - нет. Впрочем, было не до нас, - все ждали приезда Вселенского Патриарха. При этом, нас ознакомили со всеми святынями: чудотворными иконами  почитаются здесь восемь, среди которых Елеоточивая, Ктиторская и Закланная, но для меня лично, первой была Всецарица.                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                              

      В России, больной ныне и потому беззащитной, эта икона особо почитается.

      Конечно, нам вынесли и часть Честного пояса  Пресвятой Богородицы,  и я впервые разглядел его не на телеэкране, а вблизи. Тоненький, из потемневшей от времени верблюжьей шерсти, Богородичными  ручками сплетённый.  Носила его всю Жизнь и в конце Пути передала апостолу Фоме. Здесь же мы имели возможность приложиться к особо почитаемым святыням монастыря -  мощам Иоанна Златоуста. Причём, в серебряном ковчежце, я с изумлением увидел Честную  Главу его, -  щёку и ушко.

       Нетленные.

       Только от времени чуть уменьшившиеся в размере и серого цвета.

       К ним можно было прикоснуться, -  приложиться!!

       Монахи объяснили, что нетленной оказалась эта часть Главы  потому, что  Иоанн Златоуст слушал ею Ангела.

     Святыни хранятся в главном соборе обители в честь Благовещения Пресвятой Богородицы, однако  Вотапед богат ещё шестнадцатью церквями. Красота вокруг необыкновенная, вся территория обсажена щедро плодоносящими лимонными, апельсиновыми, мандариновыми деревьями.

     Солнце, море, и благодать Божья.

     В, кажущемся пустынном,  полуденном  дворе  решился исподтишка поснимать чудесные монастырские виды, пока, не обнаглев совсем, через Zооm-увеличение не начал, через главный вход соборного храма,  «приближать» иконы, висящие по стенам у алтаря.

     И дождался.

    «Не надо этого делать», - тихим голосом, почти на ухо, пожурил меня беззвучно подошедший сзади монах.

    Умиротворённые и, почти, счастливые, - перед выходом из обители наполовину «испили» местный кофейный аппарат, припрятанный в келейном корпусе,  на микроавтобусе выехали к монастырю Констамонит.

     Для того чтобы попасть в него,  всего-то нужно на две трети пересечь полуостров по прямой с севера-востока на  юго-запад. Езды минут на сорок по извилистой грунтовой дороге, в буквальном смысле, прорубленной в непролазном афонском лесу. Именно такая  чащоба встречает обычно паломников в долинах после небольших  островков из деревьев и плотного кустарника  на хребтах  и возвышенностях  Горы. И чем ближе подъезжали к монастырю, тем больше менялся не только ландшафт, но и…  время.

      Сначала как-то незаметно изменились природные краски: из осеннего многоцветья в монотонно серо-коричневую доминанту: то ли солнце за облака зашло, то ли ущелье глубоко?   Затем,  начали попадаться  руины каких-то келий  и, даже, небольшого монастыря, настолько проросших травой и кустарником, что еле угадывались контуры строений. Да и открывшаяся за поворотом  сама обитель  из тёсанного серого камня была, практически,  в одной цветовой гамме с припорошенной пылью придорожной травой,  листвой деревьев и кустарников. Низвергнутые   из  «машины-времени»  прямо в пыль, мы столкнулись со стайкой вполне современных иноязычно галдящих паломников, покидавших монастырь на нашем же такси.

     Это была последняя картинка, связывающая нас с двадцать первым веком.

    Дальше был век девятнадцатый.

    Древний монастырь, основанный в одиннадцатом веке, не раз разрушался и горел, и одно время пришёл в совершенный упадок, но (опять!) православная Россия помогла и в  начале девятнадцатого века он начал возрождаться. Здесь, как и везде в монастырях на Афоне,  большая библиотека, а так же хранятся бесценные реликвии и дары христианского мира, в том числе чудотворные Богородичные иконы «Путеводительница», «Дающая свет» и чудотворная икона святого первомученика Стефана.

    Старинные  строения с разно стилевыми  осколками зданий частью были, как мне показалось, просто в  ветхом состоянии. Скрипучие лестницы с расшатанными ступенями, помещения  белёные извёсткой со старыми чугунными печками - «буржуйками», керосиновые лампы в кельях и коридорах – игумен принципиально не пользовался благами цивилизации.   Быстро, со всех монастырских углов вползающие сумерки, только усугубляли  ощущение ирреального нашего присутствия во времени, которого нет.

      Неяркий язычок пламени за прикопченным  стеклом лампы трепетал, создавая странную игру теней, отбрасываемых нашими телами на потолок и стены гостиничной кельи. Иногда фитилёк коптил   и тогда,  в комнате пахло керосином. Можно было долго смотреть на огонь и тогда, услужливая память начинала тасовать картинки родной  Бессарабии: тёплые днестровские лиманы, жаркая, по щиколотки, придорожная пыль и огромные, в пол рта,   плоды шелковицы-тутовника, самой сладкой ягоды моего детства.

      А как здесь спалось…

      И ночная служба была нетяжелая и скорая.

       Вот  во всём этом и была бесконечная прелесть монастыря Констамонит.

       Простите за «мирские» оценки, но это всего лишь впечатления «юного» паломника. Кстати, как я узнал позже, обитель, одна из немногих на Афоне, отказалась от денежной помощи Евросоюза, потому и скромно так выглядела. А «помощь» эта, -  не много ни мало в три миллиона долларов US ежегодно.

     Первые лучи солнца как утренний туман рассеяли легкий флёр то ли ощущений, то ли сновидений этой ночи. Впереди были  последние сутки нашего пребывания на Афоне и монастырь Дохиар.